О выставке Ольги Ростроста «Земное» в арт-центре «Борей»
Энтропия… Пугающее слово с еще более пугающим значением. Старость, смерть, разрушение и обветшание — разные лики распада, ухода в небытие когда-то бывшего. Перед лицом энтропии бледнеют мудрецы, а счастливые принцы подаются в отшельники. Соскальзывание в небытие вызывает как минимум неуют даже в не самых своих ужасных проявлениях. Мало кто не видел бывшие деревни — обезлюдевшие, заросшие бурьяном, с темными покосившимися стенами и провалившимися крышами. Разве что те, кто каждое лето улетает куда-нибудь подальше, где даже руины выглядят фотогенично-романтично и возле каждой замшелой башни продают закуски и сувениры.
Можно грустить посреди мертвой деревни, можно предаваться философским раздумьям, гражданственно негодовать или поеживаться в ожидании встречи с чем-нибудь потусторонним. А можно попытаться превратить распад в нечто противоположное. Ведь художнику дана среди прочего свыше и такая власть.
На выставке «Земное» питерской художницы Ольги Ростроста царит если не чудо воскрешения, то именно то, что заставляет видеть даже в безжалостном дыхании времени далеко не только угасание и смерть. С одной стороны, ветхие покинутые дома здесь подвергнуты окончательной, буквальной деконструкции — они частично разобраны на фрагменты деревянной обшивки, доски и прочие мелкие деревянные куски. С другой — они тем самым обретают новую жизнь.
Впрочем, идея не нова. Ни тем ли самым тысячелетиями занимается человечество, создавая прекрасное из тел срубленных деревьев, бивней убитых слонов и моржей? Но Ростроста идет немного дальше и вместо тел переставших жить существ использует умершие объекты «второй природы», созданные человеческими руками. Хотя, и это в наши дни тоже не новшество — с выставки на выставку кочуют скульптуры, сделанные из упаковочного хлама, из старого железа, каких-нибудь шестеренок и арматуры, а то и из военных находок. Но, кажется, Ростроста нащупала тут некую зыбкую грань между классикой и постмодерном, что делает именно эти работы интересными.
Деревенский дом… Никто всерьез не приравняет его к любому другому жилью. Это не что-то искусственно построенное, а действительно выросшее из земли, как еще одно садовое или огородное растение. Созданный из древесной плоти, он не чужд земле, в землю же, оставленный за ненадобностью, тихо уходит. Любителей «заброшек» — страйкболистов, поклонников всяческой постапокалиптики и «сталкерства» сюда обычно не тянет. Здесь шорохи по углам рассказывают совсем про другое, им непонятное. Эти сказки похожи на те, что шепчет лес, когда его не тревожат топорами, громкой музыкой, выстрелами и прочей чуждой суетой. И все же они другие, потому что дыхание природы навсегда переплетено в них с человеческим теплом, с жизнью человека, его надеждами, страхами, печалями и радостями.
Художница возвращает бывшим избам их растительную, природную суть. Растения, которые она пишет на старых темных досках — попросту, без изысков, вполне узнаваемо — это не дикий мрачный бурьян, символ запустения, а те цветы, которые когда-то радовали глаз домохозяев, и тут же — вездесущая полевая красота. Золотые шары, розы и подсолнухи соседствуют с торжественными канделябрами люпинов, маячками иван-чая, наивными ромашками и глазастыми незабудками. Даже высохшая сердцевинка подсолнуха превращается в что-то таинственно-чудесное, похожее на деталь готического собора. Яркие огоньки цветов проступают на темном фоне или падают в него как капли живой воды.
Конечно, старые дома не воскресить, но это и не нужно. Идет время, меняя облик земли, сопротивляться этим переменам разумно не всегда. То, что уходит, нужно помянуть добром и отпустить — не в серую энтропийную пустоту, а в плавание по доброму океану Вечности, по яркому и пахучему цветочному морю. А красота… она навсегда останется с нами.
Источник: ИА REGNUM.